Женя Клецкин
СМЕРТЬ
Одним неприятным
днём в мой дом наведалась милиция и
начала интересоваться моими рассказами. В целях моего разоблачения многие
рассказы, в т.ч. и «Смерть» они показали моей старшей сестре. «Женя, ты
понимаешь сам, о чём пишешь? Это же ужас! Мама, наверное, в гробу
перевернулась! А твои выражения, они написаны так, как будто ты обколотый». Я
чуть тогда не поссорился с сестрой. На самом деле, я никогда ничего не писал
под воздействием наркотиков и алкоголя, никогда не кололся. Рассказ
«Смерть» написан в 2003-2008 годах, пять
лет ушло на то, чтобы переосмыслить многое, особенно утрату близкого родного
человека. В нём, на мой опасный взгляд, раскрываются, в первую очередь, переживания видения на такие вещи не
взрослого человека, а маленького восьмилетнего мальчика, ребёнка потерявшего
свою маму. Этот день запомнился мне на всю жизнь, до мельчайших ювелирных подробностей. Воспоминания того
момента никак не могли покинуть меня, появлялось непреодолимое желание скорее
избавиться от них, забыть. Но ничего уже не изменишь… Пришёл такой момент,
когда необходимо было исповедоваться выложить долголетние переживания на
бумагу… Поэтому и появилось такое опасное произведение – страшная картина
маленького подростка совместно с абсурдными видениями уже более взрослого.
Смерть матери изменила
меня на всю жизнь. Не хочется такого писать, но если бы всё произошло не так
страшно, я бы вырос совершенно другим, возможно, совершенно далёким от
творчества.
Возможно, читателю
захочется задать мне вопрос о том, какое теперешнее моё отношение к смерти.
Никакое, ответил бы я. Смерть такая же нелепость, как и то, что происходит с нами каждый божий день. Такая же
игривая лисица, такая же сладострастная любовница, такая же несносная
вселенская несправедливость. Все там будем, господа! Все!
Единственное слово,
которое не теряет своего значения день ото дня, - это слово «смерть». Вы любите
смерть, когда умирают другие. К смерти, к смерти, к смерти!
«Каннибальский манифест
Дада» 1918 г.,
Париж, Франсис Пикабия
1
…нарисую
две куклы, да я видел в том постыдном фильме таких людей. Одна будет женщиной,
вторая соответственно мужчиной.
Кукла-женщина
должна быть совсем голой, с сиськами, писькой и жопой. Хотя нет, жопу
нарисовать не возможно, жопа она сзади, поэтому толку от такой жопы, сзади жопу
на бумажной кукле не увидишь.
Мужчине
придётся нарисовать писюн, длинный как у дяди Толи в бане, волосы на туловище и
усы, в фильме были у мужика усы. Только надо сделать так, чтобы никто ничего не
заметил. Юлька увидит - убьёт или расскажет старшим. Нарисую, вырежу, и можно
будет с ними играть. Ну, например, они раздетые полезут сразу в постель и будут
заниматься «постыдным». Долго-долго, может даже и целый день. Потом они будут
отдыхать от «постыдного». Женщина будет пить кофе или кефир, а мужчина, назову
его Петя, а Петя, значит, будет курить сигареты….
А
за тем Петя со своей бабой дальше будут заниматься «постыдным».
Эх, скорей бы стать взрослым с усами как у
этого Пети, и заниматься целый день «постыдным». При этом у тебя твердеет писюн
и становиться до ужаса стыдно. У меня уже твердеет писюн, и стыдно стало.
Так, что там ещё… Ага. В фильме по сценарию приезжает муж Петиной
бабы, застаёт их за «постыдным» и убивает из ружья Петю и жену свою. Жаль. Вот
если бы я был режиссёром фильма, то там бы было всё совсем по-другому. Начало в
принципе пускай остаётся таким же. Только усы пускай не у Пети, а у бабы егоной
будут, чёрные – пшеничные - кудрявые. Приезжает Петькин муж, и что же он
сделает, как думаете? Убивать он у меня ни в коем случае никого не будет, если
только гуся какого или муху. Муж приносит с собой шампанское и сосиски, а для
Пети букет гладиолусов, Петька же его жена как-никак. Прекрасная троица пьёт шампанское с гладиолусами, занимается «постыдным»
и …
- Женя, за тобой папа приехал! Собирайся, в
Лиду поедешь …
Блин,
чего это он опять? Ладно. Вот только куклы куда девать?
С
собой не возьмёшь, а тут где спрятать? Ещё найдёт кто-нибудь любопытный…
- Привет, детка. Собирайся, поедем домой.
-
Привет, пап. Но я же на этих выходных приезжал помыться.
-
Поедем. Надо дома побыть.
Странно как-то. Всё равно отца не переспоришь.
Жаль. Так хотелось с Ромкой на рыбу.
Провожать
меня никто не вышел, даже бабця. У больничного двора заведённым пыхтел
зеленоватый «Москвич» АЗЛК восемьдесят третьего года выпуска.
-
Женя, садись уже. Я очень спешу, надо ещё по делам успеть. Только на заднее
садись. Осторожно, не помни черешню.
-
Пап, а как там мама?
Чего
это он не отвечает. В зеркале заднего вида
можно было заметить, как отец смотрит куда-то в иную сторону, но не на
дорогу.
Спустя
минуту отвечает.
-
Болеет всё наша мама.
На
выезде из города «стопит» белокурая тётка. «Москвич» резко даёт по тормозам.
-
Может, Женя, деньгу сегодня заработаем.
-
Мужчина, до Бенявич не подкинете?
Отец
подмигивает тётке, и она садится на переднюю сидушку.
Ха-ха-хе!!!
-
Чего, Жень, смеёшься?
-
Да, не, я так, кое - что тут вспомнил смешное…
Не
скажу им. Отец может за такое и наказать, а тётка эта точно обидится. Просто на
сидушках у нас чехол из коровьей шкуры, пятнистый и пушистый такой весь. А
тётка эта белокурая сама как корова. Правда, смешно? Хе-хе!!
Чтобы
показать нашей попутчице, какой я воспитанный и умный ребёнок, обнимаю отца
сзади за широкие плечи и громко, чтоб тётка слышала, заявляю:
- А Юлька хочет себе сенбернара. Это собака
такая. Здоро-овенная…
-
Сенбернара? - переспрашивает папа. - А за чем же ей сенбернар?
-
Как это зачем?! Ну, можно его в луже купать…
-
В луже купать?
Ха-ха-хе-хе.
Во как смехом залились. Папа весёлым таким, храбрым, сквозь очки аж глазки
смеются. А тётка и впрямь как корова. Гы-гы-гы!!! Му-му-му!!!
-
Вы знаете, а я слышала по радио, что эти сенбернары большие грязнули. У них
столько много шерсти…
-
А вот и ваши Бенявичи…
-
Ой, и вправду уже приехали. Спасибо вам, мужчина. Пока мальчик!
Вылезла
и дверью с размаху как грукнет.
-
Пап, что нам с тобой её «спасибо, мужчина - пока, мальчик»?
Хоть
бы «трёшку» дала какую.
-
Всё равно, нужно помогать людям.
-
Пап, а можно я до Лиды посплю.
-
Ну, конечно, сынок, поспи немножко…
Смотрю
на небо сквозь заднее стекло. Какое небо прекрасное, а огро-о-омное, как
сенбернар. Я всегда, прежде чем уснуть в машине, наблюдаю за небом. А когда не
сплю, кривляюсь обгоняющим наш «Москвич» шофёрам - показываю фиги и рожи…
-
Ну, Жень, просыпайся… Дома мы уже…
Выбегаю
из машины и мчусь прямо к подъезду.
-
Черешню с сумкой своей забери,- вдогонку
визжит отец.
Ничего
не хочу слышать. На пороге квартиры встречает и ласково обнимает сестрица.
-
Инна, ты из Бобруйска приехала?
Бегу
в спальню. У маминой кровати сидит заплаканная Людмила. Мать смотрит в потолок,
взгляд отстранённый, безжизненный.… Вот уже месяца три не люблю эту комнату, ненавижу запах
касторки, пилюль, компрессов, ссак,
тухлый, словно сгнившие овощи.
-
Маме сегодня как никогда худо…
-
Мамочка, здравствуй. Я из Берёзовки приехал.
Она
не смотрит на меня, мигает ресницами, по серой щеке катятся слезиночки.
А
вот и музыкальная комната. Как же хочется побренчать на фортепиано. Нельзя.
Мама тяжело болеет.
-
Люда, Люд? А зачем на «фортепиане» свечки восковые валяются, а?
-
А это.… А это Женя.… Понимаешь, у нас часто электричество вечером отключают.
Ну, вот свечки для этого как нельзя кстати служат…
В комнату входит Инна, улыбается мне,
усаживает на колени и целует.
-
Тебе, Женька, Игорь приветики передавал.
-
Инночка, а знаешь, что я сейчас хочу? Не знаешь? Я хочу на «фортепиане»
поиграть…
-
Я сама давно уже не играла. Нельзя. Не сегодня.
-
А можно на улицу схожу к ребятам?
Отец
смотрит в сторону спальни, потом на обеих сестёр и тихим голосом разрешает:
-
Сходи во двор. Пускай пока сходит…
В
прихожей обуваю салатовые босоножки и слышу плачь Люды. Инна подходит ко мне,
гладит по русой гимназической шевелюре и тихонечко шепчет на ушко: «Немцы
позавчера прислали нам посылку. Придёшь с улицы, помни, тебя в холодильнике
ждут всякие вкусности».
Где
же все пацаны? Вадька, Паша, Дрюня. Неужели тоже разъехались «по-бабушкам»?
Странно.… Пойду посмотрю за домом или на стадионе.
На
«стадике», на «турнях» никого. Оббегаю вокруг нашу одноподъездную пятиэтажку.
Никогошеньки…
-
Женечка, иди сюда…
За
спиной стоит Людмила. Её глаза сияют смутным напряжённым блеском.
-
Пошли домой. Наша мама умерла.
Умерла,
уме-ее-рла, умерл-ля-ля-ля……
Закройте
ей кто-нибудь челюсть. Глаза закрываются, а рот не закрывается. Алло, морг…
Кристина Ивановна… Рак желудка…
Надо,
к тёте Рае сбегать, сказать. Позвоните Кабаниным, Сергеевым, Нетунахиным, на
мясокомбинат…. Папа, я Игорю позвоню.… А вот, Женя, и свечки маме понадобились.
Почему рак желудка? Говорили, что обычная язва… Значит они всё раньше знали. Не
звони, Инна. За чем ему в такую даль несусветную переться? А вдруг с ним
Владимир Николаевич да Евгения Андреева приедут?
Выписали из больницы со смертельным
диагнозом. Тётя Дана пришла усопшую мыть. Люда, Инна, Женечка, давайте
обнимемся, мы теперь втроём осталися.
Скоро Толик с Яней здесь будут. Коля, я этим мылом нашего дядэка мыла, когда
он помёр…
Пойду на улицу прогуляюсь. Папа велел ребятам
ничего не рассказывать. Хотя какая разница, всё равно всё узнают скоро.
В песочнице Вадик Миковоз и Пашка Бурак.
-
Смотри, Пашка, кто идёт. Э! Бармалей! Здорово!
-
Привет, ребята!
-
Позырь, какая у Вади новая «аудюшка». Сто рублей стоит…
-
А меня, ребята, недавно дядя Толя с Юлькой в парк возили, и там конкурс
проходил на лучший танец. Так вот, я выиграл, и мне солдатика крутого подарили…
-
Врёшь. Бесплатно никто никому нечего не даёт…
-
Нет, правда, ребята. Это же конкурс.
-
Клянись сердцем матери.
-
Нет у меня больше матери…
Молчание.
-
Мама сегодня умерла…
-Эй,
Женя. Это правда что ли? Не плачь…
Мама,
Крыси больше нет…
2
…
её достают из-под одеяла тяжелого магистрального камня публичной древности
вонючего глаза. Вершина сего существа представляет собой капкан для утопающих и
усопших мозгов, этаких мегаквадратных
пустых пространств, по которым свободно гуляет ветер истин.
Собачки
тявкают на товарища, идущего по мостовой. У товарища в правой руке допотопный
чемодан, набитый бюрократическим дерьмом и всякой всячиной, но среди этого
дерьма и всякой всячине лежит она. Лежит себе припеваючи, словно молодая
девушка, зажатая в троллейбусе в час пик, левый сосок которой нежно покоится в
зубах прыщавого оголтелого засранца, а нижняя часть пальто еёного, с помощью
старушкиного зонтика, отправлена
глубоко-глубоко в волосатый анал уже другого хмыря. Девушка злится и рычит, но
это психооргазменное и деформированное сознание отнюдь не мешает ей думать о
Вечной Прихоти Дорогущей Косметики и
Парне - Интеллектуале с Большим Толстым Членом.
Итак, она
в чемодане поднимается на седьмой этаж по крышам, балконам, зелёным
окровавленным сортирам, заблёванным умывальникам студенческого быта (помните
принцип недеяния и баловства?), по аморальным занавескам и страшным
трансформаторным дуршлагам с вывернутыми вниз патологическими макаронами. Лифт
совсем осел в разрыхлившемся подземелье, и спрашивает разрешения у вахтёрш,
серых уборщиц, комендантш, костелянток с грязными аккуратно и принципиально
сложенными на складе майками и трусами, таких же девушек, которые не моются
целую вечность, а предпочитают воды рек Дебильной Полыни. Пот, грязь, страх. Её
относят в химчистку на исцеление….
Пот,
грязь, смерть…
До
свидания, жестокий мир! До свидания, певчие пташки! Я тоже сейчас сижу на
золотистых ветвях священного дерева. Я тоже
пришёл умирать.
Наверное,
завтра всё изменится. Добрая бабушка скоропостижно скончается, улыбнётся
застенчивый ежик. А я скажу: «До свидания, священное дерево, не плачь,
улыбающийся ёжик, нам всем предстоит умереть, и мы все сделаем это достойно.
Обещаю вам.
До
свидания, белое облачко!
Человеку приснилось, как будто слон свалился на
кровать,
и прижал его всей массой....
я ничего не умею
я ничего не хочу
я ничего не люблю
мне всё лень делать
я никого не люблю
мне грош цена
меня нужно убить....
я хочу их всех убить!!!
ненавижу людей!!!
Человеку отрезали крылья, не научив летать
Заставили греться на солнце в чёрной шляпе
С ядовитыми змеями и пеликанами...
Концентрация шума
Вокруг скомбинированной души...
Научили человека жизнедействовать
Приспосабливаться к трепету
Индустриальной ласки...
Ему приснилось, что он больше никогда не
проснулся...
Чётко Чётко
Чётко
первым будешь ты…
второй ты …
человеку приснилось дерево, растущее вниз
приснилось, что его заставляют видеть сны
человеку
приснилось, что у него много
друзей
а когда он проснулся
- понял, что никому не нужен...
человеку
приснилась голая девушка на голой луне,
приснились голодные дети в яблочном саду...
человек
продолжал видеть сны.
